– Он выкроен по косой, – восторженно объяснила Ирен, как будто рассуждая о предмете искусства. – Ворт знаменит этим.
– Чтобы сэкономить ткань, конечно.
– Он славится любовью к асимметрии. Ему не нравятся предсказуемые фасоны, – все больше воодушевлялась Ирен. – Женщина в платье от Ворта – это ожившая статуя, она удивляет, с какой стороны на нее ни взгляни.
– Да неужели, Ирен! Может быть, ты наконец перестанешь воспевать этот наряд? Он уж слишком перегружен деталями! Давай я помогу тебе раздеться.
Ирен была в таком восхищении от платья, что застыла на месте, не в силах оторвать от него взгляд. И мне действительно пришлось сыграть роль служанки и одеть ее, как одевают сонных детей с утра.
К счастью, ее свободное шелковое платье легко расстегивалось, и совсем скоро я повесила его на крючок и принялась изучать чудовище, в которое мне нужно было облачить Ирен. Из-за огромного размера и блестящего орнамента оно напоминало хитроумную военную амуницию. И надевать его было гораздо сложнее, чем шелк от «Либерти».
Ирен продолжала стоять в оцепенении, мечтательно рассматривая фиолетовый наряд. Она выглядела просто прелестно в светлых шелковых чулках и в сорочке с кружевными оборками на плечах и подоле.
– Ты не надела нижнюю юбку! – удивилась я.
Моя подруга ответила, не отводя глаз от платья:
– В этом и состоит идея богемного стиля: освободиться от лишних объемов и тяжестей. Шелк должен беспрепятственно струиться вниз.
– Я никогда не выхожу из дому без нижней юбки, – чопорно заметила я. – А иногда надеваю даже несколько, пусть и под самое простое дневное платье.
Ирен поморщилась, будто услышала фальшивую ноту. Она замахала рукой, чтобы я замолчала. И я узнала властный жест месье Ворта, хотя у моей подруги он получился не высокомерным, а скорее рассеянным.
– Тс-с-с, – вдруг прошептала она. – Кажется, я что-то слышала.
Разумеется, она что-то слышала, ведь женщины в одной из соседних гардеробных кудахтали, как курицы. Поначалу мы просто не замечали их, но теперь Ирен вытянула шею, чтобы лучше различить голоса.
Я последовала ее примеру, хотя терпеть не могу подслушивать. Первые же слова, которые я смогла разобрать, потрясли меня.
– Само собой, он божественно красив, – произнес по-французски томный, похожий на скрипку женский голос со странным акцентом. – Если бы я хотела завести любовника его социального положения, я бы сначала убедилась, что его внешние данные компенсируют отсутствие связей.
– Но выходить замуж за такого человека, Серафина! – послышался другой голос, веселый, как напев флейты. – За простого адвоката! И лишить себя возможности найти достойного мужа, или хотя бы любовника!
– А вы видели ее украшения? – пропел более глубокий и резкий голос, напоминающий фагот. – Разумеется, нет. Потому что на ней их не было, разве что пара жалких побрякушек.
– Однако среди ее друзей много влиятельных особ. – Флейта явно была настроена более благосклонно.
– Кто? Бернар? – усмехнулся фагот. – Эта выскочка? Она такая тощая – ни дать ни взять ведьма. Не удивлюсь, если в один прекрасный день Божественная Сара улетит из Парижа на метле. А другая ее покровительница, Алиса Гейне, всего лишь американка, выехавшая на связях с немецкими банкирами. А вы же знаете, какие они: пошлые парвеню, денежные мешки. Как Ротшильды.
– Но она красивая, – сделала свой ход флейта. – И, говорят, поет, как ангел. Я слышала, что ей удалось замять скандал, в котором была замешана Алиса Гейне, и благодаря этому та вот-вот выйдет замуж за князя Монако. Ходят слухи, что эта Нортон чертовски умна.
– Не так уж она умна, – возразил фагот, кашляя, будто от табачного дыма. – Действительно умная женщина давно перестала бы совать свой нос в чужие дела и занялась бы собой. И ей не пришлось бы кривляться на сцене, чтобы заработать себе на хлеб. Со своей внешностью она легко заполучила бы графа или даже принца, а то и короля, если бы правильно разыграла карты. Она могла собрать столько драгоценностей, что даже спаниели месье Ворта стали бы ей служить. Умная? Нет, дорогие мои. Она полная дура, и при этом ей хватает самомнения, чтобы заявиться сюда. Не представляю, что нашло на месье Ворта, раз он позволил ей прийти.
Я прижала ладонь ко рту, другой рукой схватилась за сердце, словно пытаясь удержать его в груди. Вне себя от ужаса я повернулась к Ирен. Она шла к выходу с белым, как полотно, лицом. Я бросилась к ней и встала перед дверью:
– Ирен! Не надо, ради бога!
Моя подруга потянулась к дверной ручке, но я по-прежнему преграждала ей дорогу:
– Нет, Ирен! Разговор с этими женщинами ничего не изменит. Ты только устроишь сцену, чем еще больше их порадуешь. Не надо!
– Отойди, пожалуйста!
Никогда раньше я не слышала у Ирен такого ледяного тона. Ее глаза потемнели; побледневшие губы были крепко сжаты.
– Ирен! – Я отвернулась, чтобы не видеть этого взгляда.
Ирен тут же схватила дверную ручку.
– Нет, ты не можешь так поступить! – повторила я шепотом.
– Почему не могу, Нелл? – спокойно и холодно возразила она и открыла дверь.
Я застыла в оцепенении и сумела выдавить последний аргумент лишь в тот момент, когда она уже выходила из гардеробной.
– Ирен! Ты ведь не одета!
Она обернулась. Маленькие голубые бантики на лямках лифа дрожали, как крылышки ангела.
– Я в негодовании, Нелл, и одета вполне адекватно для гардеробной комнаты, – отчеканила она и пошла через холл к той двери, откуда доносился смех.
Еще никогда моя доля не была так тяжела: я должна была идти за своей дорогой подругой, стать свидетелем ее катастрофы, а потом собирать обломки.
Ирен была похожа на манекенщицу, рекламирующую нижнее белье. Она на секунду остановилась перед дверью и без стука распахнула ее. Смех резко прекратился.
Я поспешила забежать внутрь, чтобы не остаться в коридоре. Ирен повернулась и аккуратно закрыла дверь.
В гардеробной оказалось пять или шесть женщин – я была так взвинчена, что не могла сосчитать точно. Часть из них сидела на парчовых диванах в углу комнаты. Я с облегчением заметила, что две из них, как и Ирен, не одеты.
Одна дама стояла напротив зеркала, примеряя зеленую амазонку. Ее рыжевато-каштановые волосы были убраны в сетку, голову венчал дерзкий котелок для верховой езды.
– Прошу прощения за вторжение, – по тону Ирен было ясно, что извиняться она вовсе не собирается, – но я никак не могу удержаться, чтобы не поучаствовать в обсуждении сплетен, тем более, когда сама являюсь их объектом.
– Вы ошибаетесь, мадам… – заговорила взволнованная женщина со светло-каштановыми волосами. По голосу я признала в ней флейту.
– …Нортон, – закончила фразу женщина в зеленом. Это был фагот. Она осмотрела Ирен с ног до головы еще более пристально, чем недавно месье Ворт. Здесь ей нечем было поживиться: Ирен всегда носила самое изысканное белье. Нужно признать, что ее исподнее не уступало верхним платьям большинства женщин. Она никогда не позволила бы своей одежде поставить ее в неловкое положение.
